Статья раскрывает авторскую позицию на проблему взаимоотношений России и Украины, движение последней в сторону вестернизации, уход от исторических реалий в сторону утопии несбыточной демократии, а также преднамеренный разрыв с Русским миром. Кроме того, представлены оценки по данному вопросу лидеров двух государств. Для понимания сложившейся ситуации автор полагает, что необходимо сначала комплексно рассмотреть события, которые продолжают разворачиваться вокруг Украины. Судя по французской прессе, комментарии наблюдателей свидетельствуют прежде всего об их полной слепоте или, по крайней мере, об их плохом зрении. Автор полагает, что зарубежные специалисты находятся в плену своих собственных прихотей. Из-за того, что они читают слишком внимательно, у них искажено ви́дение вещей. Они видят только лист бумаги, к которому прикасаются носом, и который мешает им видеть, происходящее вокруг.

Целесообразность написании данной статьи связана с необходимостью противодействия попыткам фальсификации истории Второй мировой войны и стремлением ряда зарубежных политиков реабилитировать нацизм, создать идеальные условия для очередной («цифровой») сегрегации населения планеты с использованием новейших информационных технологий. В статье рассматриваются основные положения социального дарвинизма, которые позволили нацистам «обосновать целесообразность» массовых убийств душевнобольных. Приводятся данные о формах уничтожения пациентов психиатрических клиник в фашистской Германии и на оккупированных территориях. Анализируются воззрения немецких психиатров, криминологов, генетиков, которые предоставляли официальную науку и здравоохранение Германии в двадцатых-сороковых годах прошлого века. Эмпирической базой для данного исследования стали публикации западноевропейских и российских авторов, посвященные актуальным проблемам немецкой судебной психиатрии и криминологии в период господства национал-социализма. В результате проведенного анализа делается ряд выводов, в частности обосновывается положение о том, что любая сегрегация (в том числе осуществляемая по признакам выраженности психической патологии или учитывающая уровень интеллектуального развития субъекта, его «социальный рейтинг», национальную принадлежность, уровень дохода и т.д.) приводит к массовым нарушениям прав человека, дискриминации. Кроме того, прерывается функциональное единство морали и права, а само право лишается важнейших моральных свойств — свободы, равенства, справедливости. Аргументируется мысль о том, что в эпоху «постправды» только объективное осмысление исторического опыта может помочь человечеству избежать трагических ошибок прошлого, усилить позиции противников ультралиберальных, неоконсервативных и т.д. идей, отстоять систему традиционных ценностей.

В статье предпринимается попытка анализа событий Великой Отечественной войны в контексте существовавшей в то время модели власти. При этом модель власти рассматривается как проявление политической традиции, в силу чего может оставаться неизменной при смене государственных форм. По мнению автора, модель власти, связанная с советской системой, позитивно сказалась на мобилизации людских и материальных ресурсов в период войны. Этому способствовала ее экономическая основа в виде огосударствления всех средств производства. Вместе с тем в период войны продолжала функционировать репрессивная государственная машина, что не способствовало борьбе за независимость страны. В статье акцентируется внимание на том, что государственный произвол продолжался и после Великой Победы, примером чего может служить «ленинградское дело». По мнению автора, основным направлением научных исследований, посвященных Великой Отечественной войне, должно служить определение цены победы, всех ее жертв. В связи с этим необходимо иметь в виду влияние на события военного времени государственного управления, характерного для существовавшей тогда модели власти.

В статье анализируется оригинальная концепция пересечения права и морали Иосифа Викентьевича Михайловского (1868–1921) — известного российского правоведа, профессора Императорского Томского университета. И. В. Михайловский не разделял ни одной доктрины, сравнивающей право и мораль в сфере социального регулирования, распространенной в правовой науке (в частности: теорию отождествления права и нравственности, теорию разграничения права и морали, теорию права как части нравственности). В статье доказывается, что В. И. Михайловский предложил новый подход к проблеме соотношения права и морали. Михайловский пришел к выводу о существовании абсолютных начал нравственности, обладающих характеристиками изначальности, вечности и неизменности, что не исключало наличия личных субъективных взглядов на мораль и существования общественной нравственности как воплощения так или иначе понятых социумом абсолютных начал. Он полагал, что правовая, моральная и религиозная нормативно-регулятивные системы будучи самостоятельными (несовпадающими, но пересекающимися) есть проявления высшего этического порядка. Право без нравственного наполнения есть форма без содержания, смысла и ценности. Право призвано регулировать свободу человека во внешней сфере; определять пределы и сферы власти; стремиться к внешним результатам. Нравственность призвана определять пределы внутренней свободы, регулировать отношения человека с Абсолютом, устремлять к внутреннему преображению. Право и мораль, считал он, служат Добру, как единой системе абсолютных разумно-этических начал. Михайловским считал безусловным взаимовлияние права и нравственности, а принципами их взаимодействия считал, с одной стороны, недопустимость антинравственных правовых предписаний; а с другой, неприемлемость и предписаний о совершении нравственных поступков.

В статье анализируется категория бюрократизации права, которая рассматривается как процесс увеличения количества, объема и детализации нормативных правовых актов, рационализации, формализации и конкретизации нормативного массива, направленный на конструирование максимально возможной в условиях данного социокультурного хронотопа беспробельной и бесколлизионной правовой реальности. Предпринята попытка исследования данной категории не только онтологически, но и аксиологически. Это позволило выявить взаимосвязь процесса бюрократизации с национальной системой правовых ценностей и сделать вывод, что характер и направление бюрократизации права определяются не только внутренней логикой развития правовой системы, но и ценностными факторами, на первом месте среди которых следует назвать господствующий в России нормативистский тип правопонимания и правовой архетип этатизма, характерный для российского общества.

Статья посвящена историко-правовой эволюции института частного обвинения в российской правовой системе. Цель исследования проследить развитие право человека на защиту личности, своих интересов в судебном процессе в историко-правовой перспективе. Судебной реформе в России уже более 30 лет, анонсирована была еще Правительством РСФСР с целью демократизировать процессуальное законодательство в соответствии с преобразованиями в стране и необходимостью повышения правовой культуры граждан, законности и правопорядка. В дальнейшем судебная реформа воплотилась в систему юридических документов для реализации государственной стратегии. Исследование подчеркивает определенные успехи в развитии правотворчества, особенностей применения уголовно-процессуальных норм, что позволяет актуализировать рассмотрение института частного обвинения в современном уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации, как развитие состязательного начала и реализацию принципа равенства сторон. Рассматривается эволюция института частного обвинения в уголовном законодательстве страны от момента формирования в древнерусском законодательстве, развитии в судебниках 1497 г., 1550 г., Соборном уложении 1649 г. и первом Уголовном кодексе Российской империи 1845 г. Автор выделяет в XX в. четыре хронологических этапа: 1917–1923 гг.; 1923–1960 гг.; 1960–1997 гг. и современный этап с принятием в 2001 г. уголовного процессуального кодекса. Историко-правовой обзор позволил проанализировать эволюцию института частного обвинения в отдельный вид уголовно-процессуальной деятельности для защиты прав и свобод личности, реализации право на отстаивание своих интересов в судебном порядке.

В статье анализируется проблема обозначения абсолютизма раннего Нового времени в историографии, что приближает к пониманию того, как сочеталась политико-правовая реальность французского абсолютистского общества с ее идеологическим обоснованием. Истинность достигается благодаря исследованию трансформации институтов государственного и общественного строя на разных этапах развития данной формы правления. В историческом контексте обнаруживаются все достоинства и недостатки сословной структуры абсолютистского общества, а также бюрократических схем государственного устройства. Несмотря на процесс централизации, ужесточение и упорядочение управления, французская монархия постепенно утрачивала прогрессивные черты, а успехи грамотной политики лучших правительств страны оказались временными. Сдерживая бурное развитие капитализма, короли продолжали защищать пережитки изживающего себя феодального строя, а социально-экономическое положение подавляющего большинства населения более и более ухудшалось.

Рассматривая различные подходы к трактовке абсолютизма, возможно проследить как вертикальные, так и горизонтальные связи абсолютистского общества. Помимо изучения внутренних социальных процессов, не менее важной видится оценка роли государственной машины в них. Работа аппарата чиновников в эпоху абсолютизма стала завершающей в истории французского феодального общества, ибо само население, доведенное до крайней степени недовольства, в конце концов, взяло на себя смелость низвержения институтов рассматриваемой формы правления. Вновь возвращаясь к предпосылкам, оказавшим влияние на становление и последующее укрепление абсолютной монархии, справедливым будет отметить, что неограниченная власть главы государства стала особым явлением переходной эпохи, сочетающей в себе традиции «старого порядка» и новые принципы управления. Истории попросту оказалось угодно так, чтобы именно Франция ранее других европейских государств встала на путь перехода к абсолютизму.

В статье представлен обзор отечественных и зарубежных доктринальных концепций, а также сформулирован авторский взгляд на проблемы и особенности построения дефиниции, а также детерминации признаков и правовой природы спортивного спора как самостоятельной правовой категории. Элементы научной новизны настоящего исследования заключаются в комплексном подходе, сочетающем теоретико-правовой и практический анализ, проведенный на основе современных положений доктрины спортивного права, действующих норм профильного законодательства и актуальных позиций правоприменительной практики, в ходе которого предпринята попытка внести авторский вклад в развитие представлений о спортивном споре как правовом явлении, его правовой природе и признаках. По результатам исследования была установлена смысловая связь между социальным конфликтом и спортивным спором, что объясняет правовую природу общественных отношений, составляющих предмет данной категории юридических споров. Дополнительно сформулированы основные признаки спортивного спора, вытекающие из особенностей структуры, субъектного состава, объекта и предмета спортивных правоотношений. В качестве результирующей составляющей предложена авторская дефиниция правовой категории «спортивный спор». На основании изложенного, предложенная автором дефиниция понятия «спортивный спор» по своей конструкции полностью ассимилирует под уже устоявшуюся риторику законодательства в сфере физической культуры и спорта, не противоречит действующим отечественным правовым устоям и оставляет возможность для дальнейших реформ по данному вопросу, в связи с чем дополнительно было сформулировано предложение о легальном закреплении данного понятия в профильном федеральном законе. Указанное дополнение видится методологически необходимым и многоаспектно важным, как с теоретико-правовой и правоприменительной точек зрения, так и с материально-правовой и процессуальной сторон рассмотренного явления.

Анализ судебной практики, нормативных правовых актов и доктринальных источников позволяет авторам выявить основания признания недействительной сделки, совершенной под влиянием угрозы или насилия. В статье изучено понятие угрозы в доктрине и в судебной практике, а также приведен подробный анализ того, что суды понимают под совершением насилия при рассмотрении таких дел. Отсутствие четкой грани между двумя видами этих сделок по признаку наличия и соответствия воли волеизъявлению, затрудняет деятельность судов по отправлению правосудия касательно данного вопроса. Авторы приводят перечень определенных критериев, который может способствовать более объективному рассмотрению судами исковых заявлений о признании сделок, совершенных под влиянием угрозы или насилия, недействительными. В статье также обращается внимание на взаимосвязь уголовного и гражданского законодательства по данному вопросу, тем самым иллюстрируется значение приговора по уголовному делу для решения судом дела в рамках гражданского судопроизводства. По итогам исследования, учитывая значимость данного института для гражданского оборота, авторами сделан вывод о необходимости нормативного закрепления в российском гражданском праве понятий угрозы и насилия при совершении сделок, четких критериев определения данных правонарушений, а также оснований признания таких сделок недействительными. Более того, предлагается введение и развитие новых правил и норм, регулирующих сложные отношения участников таких сделок, исходя из особенностей психологических связей между ними, а также трудности доказывания неправомерных действий правонарушителя в рамках данного процесса.

Наличие пробела в правовом регулировании порядка заключения мирового соглашения по групповым искам в гражданском процессе требует разработки механизмов его скорейшего устранения в силу того, что существующая модель группового производства в части совершения данного распорядительного действия препятствует соблюдению баланса интересов всех участников процесса. В поисках оптимального баланса автором предлагается несколько механизмов разрешения проблемного вопроса. В первую очередь указывается на необходимость законодательного закрепления возможности согласования заключения мирового соглашения лицом, ведущим дело в интересах группы, с ее членами, описывается несколько вариантов одобрения в зависимости от характера материальных правоотношений в основании спора (одобрение большинством членов группы при однородности общественных отношений или единогласное одобрение при неделимом правоотношении). В продолжении цели соблюдения интересов каждого члена группы разрешается проблема учета волеизъявления несогласившихся с условиями мирового соглашения лиц (при применении критерия большинства) путем определения для них дальнейшего пути развития процесса и судьбы заявленных требований. Выделяются категории споров, в отношении которых заключение мирового соглашения возможно исключительно путем его одобрения всеми членами группы. В завершении предлагается дополнить нормы Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в части порядка заключения мирового соглашения в производстве по делам о защите прав и законных интересов группы лиц.